К вопросу о «государственном перевороте»
Александр Афанасьев

ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД «ПО-РУССКИ».
К ЗАКРЫТИЮ ТЕМЫ 

В прозападных кругах принято считать, что Россия отстаёт от вечно прогрессивной Европы примерно лет на двести. И просто удивительно, что при анализе событий, произошедших в России двадцать лет назад, в октябре 1993 года, наши либералы (и не только они) почему-то не припомнили «девяносто третий год» Великой французской революции, трагическим дням которого великий романтик Виктор Гюго (1802-1885) посвятил один из лучших своих романов. А в сопоставлении событий 1793-го и 1993-го годов много удивительного и поучительного. Причём не только в анализе существа событий одного года, а всей революции в целом.

И двести лет спустя во всех явлениях сумбурной «русской» революции внимательный глаз обнаружит, по существу, все основные этапы классической французской революции. И свой 1789-й год, и свой штурм Бастилии, и свою Декларацию прав человека и гражданина, и своё свержение монархии, и собственное провозглашение республики, и свой революционный террор, и собственный термидорианский переворот. Всё у нас было, через всё мы прошли. Но не бурно, по-французски, с инициативой снизу, а лояльно к властям, сугубо по-русски, с интригами и заговорами внутри правящей элиты. У нас был даже свой Оноре Мирабо (1749-1791), провозгласивший себя защитником интересов «третьего сословия» (в нашем случае – «советского крестьянства»), но превратившийся в тайного агента короля. Был и свой Дантон-Робеспьер, раскрутивший маховик «русской» революции до предельных оборотов, а затем сам же прихлопнувший его «термидорианским» переворотом.

         Всё у нас было вроде бы как во Франции. Но всё не так, всё слишком «по-русски», то есть всё «по-непутёвому». Так, по крайней мере, кажется нашим нынешним аналитикам, причём не только либеральным, но и патриотическим. Однако в этот раз у нас ничего и не могло произойти по французской «классике». И не только потому, что мы - не Франция, а Россия. Свою французскую «классику» мы уже прошли в 1917 году, причём, что называется, «по полной программе» - вплоть до кровопролитной братоубийственной Гражданской войны и ожесточённой борьбы страны в одиночку практически со всем миром. Странно, но до сих пор никто, в том числе и среди патриотов, не заметил, что Россия не только может «отставать» от Европы на два столетия, но и способна порой опережать её ровно на те же два века. Девяносто третий год во Французской революции 1789-1994 годов знаменовал собой мощный, отчаянный, до террористического безумия, революционный рывок вперёд, к манящему свободой капитализму, сладко-горькие плоды которого с гримасой умиления и отвращения вкушает ныне современная Франция.

В Российской же «революции» 1991-1993 годов был осуществлён обратный разворот страны из мечтательного коммунистического будущего всего мира в грубые реалии современного олигархического («монополистического», по Ленину) капитализма, прикрытого личиной демократии и нацеленного на завоевание всего мира под эгидой одной страны, провозгласившей свою исключительность. К 1991 году мы успели побывать и прожить (не просуществовать!) в течение семидесяти лет в том «будущем», о котором мечтали европейские утописты Томас Мор (1478-1535), Томас Мюнцер (1490-1525), Томмазо Кампанелла (1568-1639), Клод Сен-Симон (1760-1825), Шарль Фурье (1772-1837) и Роберт Оуэн (1771-1858). Столкновение расплывчатой гуманистической европейской мечты с жёсткой российской коммунистической явью оказалось слишком грубым и контрастным. Такова уж обычная специфика контрастности мечты и яви. Как бы то ни было, но мы ТАМ побывали. Да, в советском прошлом было немало трудного, жестокого и даже позорного. Но было и то, чего никогда не понять ни одному самому интеллектуальному западнику. Ибо был ещё и всеобщий пафос, была неподдельная романтика молодых сердец, была общественная устремлённость к чистому и светлому бытию, был, наконец, прорыв духа подлинной свободы для огромной массы людей. Той свободы, которую нам сегодня предлагается принимать через капельницу, строго дозированно и с приличной добавкой розовой водицы.  

         В отношении нашего «девяносто третьего года», думается, всё-таки прав был «старик» Маркс, заметивший по поводу Наполеона III, что история повторяется дважды: один раз в форме трагедии, другой – в виде фарса. Французская буржуазная революция 1789-1794 годов и Российская социалистическая революция 1917 года были подлинными трагедиями не только для французского и российского народов, но и для мира в целом. Таковыми они и останутся в истории человечества. «Революция» же 1991-1993 годов полностью укладывается в сценарий фарса. Штурм Белого дома в октябре 1993 года, дружно объявленный политологами «государственным переворотом», был от начала до конца воистину фарсовым. Фарсовым был «оплот демократии», заседавший в российском «Белом доме», уподобленном вашингтонскому «оплоту демократии». Фарсовым был его вызов «тирану», подкреплённый приказом штурмовать московскую мэрию (!) и Останкино (!). Фарсовым было поведение нашего «Наполеона», приказавшего расстрелять «фашистско-коммунистических мятежников» болванками из пушек во имя защиты демократических завоеваний. Фарсовой оказалась и дальнейшая судьба самих «мятежников», не только быстро освобождённых, но ещё и оказавшихся впоследствии при делах и при больших деньгах. Пример возглавившего «мятеж» вице-президента Руцкого (с 1996-го по 2000-й год губернатор Курской области) – яркое тому доказательство. И уж совсем, до неприличия, фарсовым было публичное заявление 42-х российских интеллигентов (цвет российской интеллигенции!) в поддержку диктатора с призывом «Раздавите гадину!».

         При анализе событий российского «девяносто третьего года» почему-то ни у кого из политологов не возникло ощущения «дежа вю» (фр. – «уже виденное»). А аналогии не просто напрашиваются, а кричат во весь голос. Подобный фарсовый «мятеж» мы уже видели два года до этого, в августе 1991 года.

Правда, он тогда назывался «путчем» и были в нём задействованы совсем другие лица, но сценарий-то у него был, по существу, тот же самый. И те, советские, «путчисты» выступили против мятежного «корсиканца» Бориса Ельцина, но действовали вяло и нерешительно, как бы демонстрируя свою собственную обречённость и обречённость олицетворяемого ими Советского государства. Как в октябре 1993 года, так и в августе 1991 года решающее слово должны были сказать советские и российские спецслужбы (подразделение «Альфа») и превратить фарс в трагедию. Но действуя якобы сугубо по собственной инициативе, они отказались выполнить приказ и не допустили реальной трагедии. То есть позволили событиям протекать в форме фарса. Да, «путчисты» в 1991 году были арестованы, но очень скоро оказались на свободе, причём с сохранением званий и высоких государственных пенсий.

Наиболее пострадавший «путчист» - «крестьянин» Василий Стародубцев (освобождён в мае 1992 года по состоянию здоровья) был и более всех вознаграждён за свои страдания постом губернатора Тульской области (1997-2005). Но наибольшую компенсацию за свои невыносимые «угрызения совести» возымел великомученик Михаил Горбачёв, добавивший к титулу (и деньгам!) лауреата Нобелевской премии мира ещё и Фонд своего имени, регулярно пополняемый из-за рубежа.

         Сравнивая весьма схожие между собой события августа 1991 и октября 1993 годов, невольно ловишь себя на мысли, «а был ли мальчик»? В самом деле, можно ли назвать первые – «путчем», а вторые – «мятежом» или «переворотом»? Отбрасывая в сторону реальный драматизм процессов, в которых были замешаны толпы далёких от закулисья рисковых «статистов», приходится ныне констатировать, что ни «путча», ни «переворота», по существу, не было, а была лишь мастерская сценарная их имитация при не очень искусной игре главных действующих лиц. Если называть вещи своими именами, игра была не просто топорная, а прямо-таки позорная.

Но поставленные цели были достигнуты, и результат оказался блестящим. Всего за два года не только был разрушен казавшийся несокрушимым Советский Союз, но и вектор развития страны был развёрнут ровно на 180 градусов: в 1991 году «путчисты» ещё защищали в СССР остатки социализма, а в 1993-м уже «свободная» Россия оказалась в ежовых объятиях капитализма. И всё это было проделано усилиями одной и той же правящей элиты, которая, лишь слегка подчистив свои ряды и перегруппировав свои силы, полностью сохранила в своих руках власть. Более того, она буквально озолотила саму себя и своих приверженцев за счёт государственной казны и общенародного «национального достояния», да к тому же избавила опозоренную власть от груза персональной ответственности за катастрофическое положение страны и народа.

         Разумеется, были и объективные причины для смены политического курса страны. В условиях враждебного окружения, использовавшего в своих идеологических интересах любой промах и каждый неверный шаг советского руководства, страна и её народ (русский в первую очередь) за семьдесят лет серьёзно перенапрягли и значительно истощили свой коллективистский, «коммунистический», потенциал. Не могла не ослабить и существенно подорвать его Вторая мировая война, гигантским катком прокатившаяся в форме Великой Отечественной войны больше всего по нашей стране.

Народ и страна нуждались в передышке, в нормальной человеческой жизни. Вполне естественно в этой ситуации в обществе и элите стали накапливаться либеральные тенденции, крепчал скептицизм по отношению к романтическим коммунистическим идеям и народным коллективистским ценностям. К концу 1980-х годов «яблоко» социализма в принципе созрело для падения. Но в России, как известно, ничто не падает само собой. Мы могли провисеть в социализме и сто, и двести, и даже, подобно «дому Романовых», четыреста лет. А потому особо нетерпеливым захотелось это яблоко подтолкнуть. И здесь мы вынуждены признать (да это сейчас и не скрывается) наличие в объективно назревших событиях «революции» 1991-1993 годов весьма существенного субъективного фактора, причём далеко не «русского» происхождения.  

         В субъективном плане и август 1991-го и октябрь 1993-го были всего-навсего хорошо организованными и тщательно спланированными провокациями. Они очень напоминают политико-финансовую пирамиду, в которой минимален риск главных действующих лиц и все издержки ложатся на плечи доверчивых «вкладчиков». Это потом финансовые пирамиды стали расти в стране, как грибы. Начало же им положила именно первая политическая «пирамида» с участием Горбачёва. Её «навар» - Беловежский сговор в декабре 1991 года руководителей трёх самых крупных союзных республик (Российской, Украинской и Белорусской), провозгласивших расформирование и роспуск Советского Союза. Провокационными спусковыми крючками «мятежа» российских парламентариев послужили не только чубайсовская «ваучеризация» (пирамида номер два) и гайдаровская «шоковая терапия» (пирамида номер три), но и указ Президента РФ «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации». Он, по существу, означал введение в стране президентского правления.

Верховный Совет РФ просто не мог не прореагировать на эти провокации, а, прореагировав, де факто упрочил позиции «реформаторов», дружно поддержанных из-за рубежа. Всё это не оставляет сомнения в том, что в России в октябре 1993 года был успешно осуществлён некий международный проект под названием «Реформатор Ельцин», смысл которого сводился к полному развалу Советского Союза и десуверенизации России как его правопреемницы. Это был самый масштабный проект, впечатляющий по своей эффективности и по своим минимальным финансовым затратам, который когда-либо удавалось осуществить одной стране по отношению к конкурентной мировой державе.

         Как нам сегодня относиться к событиям двадцатилетней давности: захлёбываться от радости, восторгаясь своей безграничной свободой, или посыпать голову пеплом, сожалея о своём великом прошлом? Думается, не то и не другое. Это всего лишь наше прошлое, пережитое. Таких «прошлых» страниц в истории России было немало. Но главное ведь не в них, а в нас самих, в нашем отношении к своему прошлому. Мы сегодня совсем другие: повзрослевшие, умудрённые житейским опытом мирового масштаба.

За двадцать лет мы достаточно хорошо испытали на себе удушающие объятия врагов, потакающих нашим слабостям и извлекающих максимальные выгоды из нашей доверчивости. Познали мы и предательство наших лучших друзей, продавших душу дьяволу за те самые «тридцать сребреников», из-за которых хочется повеситься на осине. Мы с трудом, но выбираемся из-под гнёта мечтательных собственных иллюзий, чуждых нашему естеству искушений и опрометчивых ложных поступков. Мы слишком много разбросали камней, разрушая наше прошлое. Наступает другое время – время сбора камней для строительства нашего будущего и будущего наших детей и их потомков. Для этого нам нужно, не спеша, но и не мешкая, начать освобождаться от инерционной лжи – в первую очередь от лжи самим себе. Затем требуется включить не раз спасавший нас здравый смысл. И постепенно всё образуется. Ничего другого нам просто не остаётся.