Чтоб не стало по России лагерей!»

24 июня 2013 года в «Доме Высоцкого на Таганке»

открылась выставка «ПРОТОПИ ТЫ МНЕ БАНЬКУ ПО-БЕЛОМУ…»

   Эти строки одной из самых легендарных песен Владимира Высоцкого родились в Сибири летом 1968 года во время съёмок фильма «Хозяин тайги». Тогда, практически одновременно, на одном листе были написаны два шедевра - «Банька по-белому» и «Охота на волков».

   История создания этих песен продолжает серию выставок «Один год жизни поэта», раскрывая тему взаимоотношений власти и культуры.

   На выставке можно ознакомиться с материалами, раскрывающими непростую атмосферу этого времени и психологическое состояние поэта в этот период. Это был сложный, во многом переломный год и для страны, и для Высоцкого. Ввод советских войск в Чехословакию, подъём диссидентского движения, усиление идеологического пресса на творческую интеллигенцию (запреты спектаклей, фильмы на полках, резкая критика бардов, в том числе Александра Галича и Владимира Высоцкого, против которого в начале лета прошла серия резко критических статей в советской печати).

   Но в то же время было и другое: страна строилась, работала. Люди творили, совершали открытия, продолжали жить своей обычной жизнью, ходить в кино, в походы, влюбляться, петь песни под гитару, слушать «Битлз» и Высоцкого на магнитофонах и пластинках «на рёбрах».

   Всё это вместе и составляет противоречивую, насыщенную событиями панораму жизни того года, которую музей представляет на своей выставке. Здесь же можно увидеть реконструкцию деревенской избы, в которой поэт жил во время съёмок фильма «Хозяин тайги», многочисленные фотографии, документы, видео- и аудиозаписи.

   На выставке представлены материалы из фондов «Дома Высоцкого на Таганке», РГАНИ, РГАЛИ, Дома русского зарубежья им. А. Солженицына, ЦААДМ, частных архивов.

       Выставка работает с 25 июля по 10 октября 2013 года в галерее «Сэм Брук»  Дома Высоцкого на Таганке.

(Информация с официального сайта 

Дома Высоцкого на Таганке)

Сергей Кузнецов: Несколько лет назад Вероника Долина  потрясла всех своей новой песней «Была еще одна вдова…»

       А ведь, действительно, была еще одна вдова… Ваша мама, Людмила Владимировна Абрамова, много лет после смерти Высоцкого как бы хранила обет молчания. Затем вышла книжка «Факты его биографии». Здесь в этой книге много написано о Вас. Людмила Владимировна пишет, что фамилию Высоцкий вы  получили только после перехода в другую школу, в 9-ый класс.

Никита Высоцкий: Но это не совсем так. У нас эта фамилия была всегда. Другое дело, что когда мама пришла в школу и поговорила с учителями, то решили записать нас в школьном журнале как Абрамовых, чтобы не было лишнего внимания. При этом в моей метрике всегда оставалась фамилия Высоцкий.

            Был, действительно, такой момент, когда отец увидел то ли тетрадку, то ли дневник и ему это очень не понравилось. Но потом, когда настало время получать комсомольский билет и паспорт, нас с братом записали Высоцкими.

С. К.: А ваши друзья по старой школе знали, что вы сын того самого Высоцкого?

Н. В.: Да, конечно. Он приезжал. Это было событие для всего двора. Он оставлял машину во дворе, а в 70-е годы иномарки были редкостью.

С. К.: Вы и ваш брат Аркадий были в детстве домашними детьми или  «хулиганами»?

Н. В.: Одним словом не скажешь. Мы росли в интеллигентной семье, много читали. Но чтобы мы просто гоняли собак по улицам, такого не было. Мы были обычными детьми. Гуляли, наверно, и хулиганили, и вели себя не «ахти как». Всякое было. Благодаря моей маме, отцу, маминым родителям и бабушке - отцовской маме, у нас была нормальная воспитательная основа.

С. К.: Читая эту книгу, у меня создалось впечатление, что Людмила Владимировна была достаточно требовательна к вам. Она была строгая мама?

Н. В.: Она относилась к нам, как любая мать. У нее в семье, когда ее воспитывали, были определенные требования: отношение к женщине, к старшим, к младшим. И когда эти требования не соблюдались нами (у нас есть еще младшая сестра), она становилась очень строгой и твердой, и убедить ее в обратном было нельзя. Скажем прямо, нас в детстве наказывали тем, что не пускали гулять (это было максимальным наказанием).

С. К.: В вашей семье была большая любовь к фантастике. Ее читали и мать, и отец. Они ведь дружили с Аркадием Стругацким?

Н. В.: Я был мал, и больше знаю по рассказам взрослых, но был период, когда отец и мама были знакомы со Стугацкими (особенно с Аркадием). У нас в доме было много книг с их автографами. И дело было не только в писателях-фантастах. 60-е годы – это вообще хороший, светлый период и в жизни, и в литературе. Родители очень любили Лемма. Мама рассказывала, что, когда Лемм приезжал, они стремились с ним встретиться. Но при этом они не меньше любили произведения Хемингуэя, Ремарка.

С. К.: Вы в свое время очень усиленно занимались спортом (баскетболом), а Аркадий – астрономией. После смерти отца настал какой-то перелом, и вы пошли по его стопам. Почему вы вдруг решили стать артистом?

Н. В.: Во-первых, моя мама была актрисой, и все наши друзья были связаны с театром и кино. Мне всегда хотелось играть. Но я это не афишировал. Я говорил часто, что если бы отец был жив, я бы в артисты не пошел. Кроме того, что я занимался спортом, я участвовал в школе в самодеятельности, читал стихи, мне это нравилось. Несмотря на то, что актерские дети знают обратную сторону театра, мне хотелось стать актером. Мне трудно говорить за  Аркадия, который серьезно занимался астрономией, но тоже изменил свои планы… Я думаю, что он занимался этой наукой под влиянием Стругацких. А когда в Физтех его не взяли (там был очень серьезный оборонный факультет), он попал в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики. Но это было тоже совершенно не романтично. Никакого отношения к астрономии не имело, а его манила романтика. И он достаточно быстро охладел к своей будущей специальности. А человек он творческий, пишет стихи. Поэтому, я  считаю, что он правильно сделал, когда поступил во ВГИК.

С. К.: Он сейчас в России?

Н. В.: Да, он в Москве. Преподает в частной киношколе и достаточно этим увлечен. У режиссера Масленникова был конкурс сценариев (без указания фамилий участников). И Аркадий его выиграл. Он очень много написал «в стол», но не по цензурным соображениям, а просто его темы пока не востребованы.

С. К.: Этот вопрос касается детей известных людей, артистов в том числе. Сын Олега Ефремова очень похож на него. Вы тоже очень похожи он отца. Когда вы выходите на сцену, люди ведь в первый момент сравнивают: похож – не похож. Наверное, вам, как артисту, хочется быть самим собой, а не просто сыном Высоцкого?

Н. В.: Я скажу, может быть, не очень хорошо характеризующую меня вещь: у меня был период в жизни, когда я хотел быть самим собой. Мне многие говорили: смени фамилию, мол, не настолько ты похож…

Но это все равно, что оторвать от себя какую-то часть. Я знаю людей, которые так поступают, но они чувствуют себя некомфортно.

        Вы вспомнили про Мишу Ефремова. Он ведет себя достаточно естественно. Миша, действительно, похож на Олега Николаевича. Одно время он даже работал в его театре. Миша при этом самостоятельный человек. Он этого внешнего сходства с отцом не стеснялся никогда. Он достаточно состоявшийся человек и как режиссер, и как актер.

С. К.: На ежегодном вручении премий имени Высоцкого «Своя колея» Галина Волчек говорила, что вы играли в Современнике. Расскажите об этом.

Н. В.: Галина Борисовна попросила Мишу Ефремова и меня к 45-летию Современника сыграть «Голого короля» Шварца. Миша Ефремов и Евгений Митта попросили Леонида Филатова сделать современную версию шварцевского «Голого короля». Пьеса сейчас вошла в репертуар театра, и ее играют актеры постоянного состава. А перед этим был короткий период, когда Галина Борисовна взяла в Современник 17 молодых актеров. Мы несколько лет работали вместе. Но эта затея закончилась плохо. Все это развалилось.

С. К.: Какие у вас были самые удачные роли?

Н. В.: Гамлета я не сыграл, зато играю Фауста в театре «Луны».

А в юношеские годы я сыграл в спектакле М. Рощина «Седьмой подвиг Геракла». Мне было 24 года, я только что вернулся из армии. За первый сезон мы сыграли его более 200 раз. У нас были недели, когда мы играли по 10 – 11 спектаклей. И все на аншлагах. Я играл Геракла. Затем я играл революционера в спектакле по повести Л. Андреева «Тьма».

Я наиграл-то много и работал в театре до 1993 года. А потом я начал снимать кино, стал директором музея Высоцкого.  Есть и еще достаточно лестные предложения. Но все-таки это не постоянная работа в театре, это такое хобби. Так в театре работать нельзя.

С. К.: Мы все очень переживали раскол театра на Таганке. Друзья Высоцкого оказались в разных театрах. Как на вас сказалась эта ситуация?

Н. В.: Все случилось у меня на глазах. Меня попросили сыграть в нескольких спектаклях «Владимир Высоцкий», пока не утрясется ситуация с уходом Губенко и Филатова, на которых этот спектакль во многом и держался. Я видел, как люди ломали двери, вызывали ОМОН, митинговали… Тогда это все казалось какой-то фантасмагорией. 

            В те дни я встретил Филатова в коридоре театра. Я не помню, что я ему сказал, даже закричал. Я был взбудоражен всем этим, мне это казалось безумием. Сейчас, когда прошло уже столько лет, я понимаю, что этого конфликта не могло не быть, так как у него были глубокие, серьезные причины и с той, и с другой стороны. Я понимаю, что обратного хода уже не будет никогда. Эти люди не только не простят друг друга, они даже работать вместе не смогут.

            Я очень уважительно отношусь к Леониду Филатову, считаю его очень талантливым человеком, мужественным и правильным. При этом я люблю и уважаю Золотухина, Бортника, Шаповалова…

С. К.: А не получается ли так, что вас разрывают между двумя театрами?

Н. В.: Нет, они взрослые люди. Я думаю, что большинство артистов пришли к выводу, что не следует искать виноватых. Просто пришла общая, большая беда, как землетрясение.

С. К.: Я так понимаю, что сейчас главная ваша работа – это руководство музеем.

Н. В.: Я в обычном смысле не совсем директор. Директор – это несколько иная профессия. А я занимаюсь тем, что в достаточно сложных условиях этот музей создаю. Я его физически строю. Пытаюсь привлечь к сотрудничеству различных людей, которые, с моей точки зрения, могут быть ему полезны. Есть вещи, которые нужно делать – платить налоги, заниматься оформлением каких-то документов, разрешений, выбиванием денег. Нужно следить, чтобы на улице не было мусора, чтобы все это не сгорело…

     Я строю не только музей (место, где собираются, хранятся, изучаются и обобщаются  документы). Я занимаюсь тем, чтобы здесь шла интересная культурная жизнь. Мы ведь не только музей, мы – Государственный культурный центр – музей Высоцкого.

С. К.: Какова роль Людмилы Владимировны Абрамовой, вашей матери в этом музее?

Н. В.: Она  была здесь в свое время  художественным руководителем. И концепция многофункционального культурного центра – это в каком-то смысле ее детище. Сейчас мама помогает создавать какие-то выставки, программы, но постоянно она здесь больше не работает. Это ее право…

С. К.: Сразу после выхода книги Марины Влади «Владимир, или прерванный полет» многие из российского окружения Высоцкого очень ругали эту книгу. А сейчас накал страстей уже утих?

Н. В.: Эту книгу многие и очень хвалили. Там, действительно, много неточностей, много субъективных оценок. Но в ней очень много искренности и много таких фактов, которые без этой книги не были бы известны.

      К ней здесь в России всегда очень хорошо относились. А конфликта с нашей семьей никакого и не было, так и отношений никаких не было. При жизни отца я видел ее всего два раза.

Насколько я знаю, у ней очень напряженная жизнь. Она работает в театре, у нее дети, внуки, новый муж. Один известный журналист хотел взять у нее интервью о Высоцком. Она сказала: «Мне не интересно об этом говорить. Все, что можно я уже сказала». Марина несколько лет здесь не была. Ее сюда и не тянет.

С. К.: Я так понимаю, что она в музее ни разу не была?

Н. В.: Нет, не была. Я хотел написать ей письмо. Даже написал. Но оно получилось какое-то казенное, и я его не отправил.

С. К.: Недавно в Москве прошла презентация книги В. Золотухина «Таганский дневник». Еще когда вышла его книга «Дребезги», многие возмущались: мол, нельзя такие вещи печатать, когда еще живы многие герои повествования. Каково ваше к этому отношение?

Н. В.: В каждом конкретном случае нужно внимательно разбираться. Сейчас 90 % того, что печатается, состоит из какого-то сплошного компромата: тот – украл, этот – убил… Это все ужасно.

            В случае с Золотухиным – я очень много об этом думал и считаю: то, что он делает, делать нужно!  Почему-то в этом театре среди такого количества невероятных людей появился Золотухин. В любом театре всегда есть человек, который что-то записывает, что-то запоминает. Я был свидетелем того, что Золотухин все время что-то пишет. И я замечал, что пишет он объективно, оценивает только от себя. Он не говорит в принципе о Таганке. Он говорит о своем личном отношении к Таганке. Опубликование этих дневников требовало от него большого мужества. Необходимо такое же понимание от нас, окружающих, которые попали в эти истории.

            Эти дневники - своего рода культурный памятник. Многие говорят: «Я напишу про то время». А он уже тогда написал про свое время.

С. К.: А ведь для вас, как директора музея Высоцкого, эти записи вообще бесценны.

Н. В.: Это бесценно не только для нашего музея, но и для музея Бахрушина, для театра на Таганке. Это – наша история.

С. К.: Последний вопрос, связанный с вручением премии «Своя колея». Я думал, что логичнее награждать премией Высоцкого людей, связанных с бардовской песней, с театральной или литературной деятельностью. Вполне понятно, что Г. Б. Волчек – это творчество, это театр с большой буквы. Почему награждаются люди, вроде бы далекие от искусства?

Н. В.: На самом деле неизвестно, кто Высоцкий больше: поэт, актер или феномен русского национального характера? В основу этой идеи легли позиции Высоцкого, его идеалы. Эту премию уже пятый раз получают те люди, которые идут по жизни своей колеей. Эта премия создана не для того, чтобы кого-то материально поощрить. Ведь ни денег, ни других льгот она не дает. Она создана для людей, которые объединились вокруг имени Высоцкого.

С. К.: Большое спасибо за интервью. Желаю успехов вашему музею и всем вашим начинаниям.

(Фото из архива редакции, А. Стернина и Н. Демчука)